Grace of Time |
Вы находитесь на форуме РП-клана TESO, играющего за Доминион Альдмери на европейском мегасервере. Добро пожаловать. Мы принимаем в свои ряды представителей любой расы, профессии и пола, даже если во внутриигровом мире они не состоят в ордене Милости Времени, а лишь косвенно связаны с ним или и даже с отдельными его членами. Друзья, родня, враги и союзники, торговцы и ремесленники, снабжающие орден всем необходимым, прихожане храма — мы будем рады им всем. И, конечно же, мы будем ничуть не меньше счастливы видеть новых братьев и сестер по вере: священников, несущих слово Аури-Эля, ученых, бьющихся над загадками мироздания, воинов, готовых сражаться с даэдра или любой иной угрозой вере и верующим.
Осмотритесь. Задавайте свои вопросы. Соблюдайте правила. Познакомьтесь с нами. Присоединяйтесь к нам.
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Grace of Time » Игровой архив » Так правильно.
Участники: Аурилекс, Эаринтар.
Время: лето 582 года.
Место: Валенвуд.
Для двух слишком разных братьев ругаться - обычное дело, особенно когда отношения между ними еще более сложные, чем может показаться на первый взгляд. Но в этот раз все вышло слишком серьезно.. и как-то не так, как обычно.
Отредактировано Aurilex Whisper-Of-Shadow (2014-06-23 10:26:47)
Уже темнело, когда он, наконец, остановился. Прислонился плечом к ближайшему дереву и запрокинул голову назад, упираясь взглядом в густую крону и тяжело неровно дыша. Ремень дорожной сумки сполз с плеча, но поправлять его путник не спешил. Просто немного передохнуть, чтобы двинуться дальше. Как можно дальше отсюда.
Всего несколько часов назад он быстрым шагом вошел в лачугу, одну из десятков, а то и сотен, которым довелось стать пристанищем альтмера и аргонианина, в которых никто и никогда не признал бы братьев. Притворил дверь, заметался по помещению, торопясь, боясь не успеть. Боясь, что новые мысли догонят, заставят изменить уже принятое решение. Боясь встретить его в дверях.
Сумка, пара бутылок бодрящего пойла, символ Глаз Королевы и прочая мелочь. Много ему было не нужно. Вообще ничего не нужно, но бросаться прочь босиком было бы глупо. Он не глуп. Достаточно не глуп, чтобы понять. Достаточно решителен, чтобы перекинув сумку через плечо, выйти из лачуги с намерением никогда больше не вернуться.
Долой дороги. Только чаща. Кустарники, деревья, разлогие ветви которых укрыли бы влажным мраком худенькую фигуру, причудливо удлиненную массивным хвостом.
Вспомнился похожий вечер на Ауридоне. Тот же мягкий солнечный свет сквозь ветви, то же тепло, достигающее чешуи сквозь плотную кожаную броню. Та же яркая и сочная зелень вокруг, украшенная пестрыми вкраплениями свежих цветов. Та же тяжелая, тянущая боль под ребрами, так что каждый удар сердца заставлял давиться сухой слюной. Скрипучий кашель – будто скамп вцепился в горло и не отпускает. Будто солнце выжгло глаза.
Будто болит душа.
Тогда он сидел в чьем-то палисаднике за приземистым забором из белого камня и вертел в пальцах простое золоченое кольцо. Глупая была идея. Мара не связывает между собой тех, кто уже связан.
Тонкие, увенчанные крепкими когтями пальцы сомкнулись на кольце, увлажнив его кровью из-под прорванной шкуры. Выбросить бы, забыть, но нет. Он взрослый, он сильный. Он достаточно вынослив, чтобы помнить. Достаточно практичен, чтобы кольца отправились в дорожную сумку вместе с символом Глаз Королевы. Он найдет им применение. Обязательно найдет.
Его душа не может болеть. У него ее нет.
Кто придумал эту связь? Зачем? Кого пытался обмануть отец, сравняв рептилию с мером? Он знал ответ. Амбиции. Отец делал то, что считал нужным, наступая на гордость сыну и выстраивая ложные хрустальные замки вокруг приемыша из ядовитых влажных болот Аргонии. Карточные домики, которые рассыпались в прах, стоило ветру перемен достигнуть их подножия.
Он никогда не сможет убедить альтмеров в том, что не является животным. Никогда не станет равным. Жестокой насмешкой оказалась наивная надежда. Серая чешуя никогда не станет золотистой кожей, а пепельные перья – шелковистыми светлыми волосами. Он – чужой здесь. Ровно как и в Чернотопье, выращенный вне причудливых и безжалостных правил жизни огромных болот.
Чужой везде. Без права и возможности даже злиться на отца. Пусть не родного. Он силен, но не настолько, чтобы преодолеть привязанность к родителю, растившему его, как собственного сына. Лучше, чем собственного сына.
Отдохнул – и полно. Аккуратно, стараясь не ломать ветви, не оставлять следов. Не оставлять за собой права быть найденным.
Так будет лучше. Иногда нужно просто понять, что зараженный палец не вылечить, и отрезать его, пока зараза не пожрала всю руку. Да, сначала будет больно. Но кровь остановится, рана затянется.
Останутся шрамы.
Новые шрамы. Иногда хотелось поднять руку и прижаться ладонью к груди, ощутить собственное увечье там, где под ребра вонзился ритуальный кинжал. Но там шрамов не было. Никаких физических шрамов. Лишь те, что, говорят, остаются на душе.
Но души тоже не было. Только укрытая шрамами пустота.
Эльфу не придется больше поддаваться слабости и ненавидеть себя за это. Не будут снедать жажда и точить болезненная ему привязанность. Он не сможет привыкнуть. Не смирится. Глупо было на это надеяться. Брат выспится, вернется, увидит, поймет. Ему будет больно. Сердце сжималось от этой мысли, с ним вместе сжимались челюсти. Так надо. Отрезать палец больно. Раны затянутся. Так будет правильно. Больше никаких сражений с собой. Орден справится и без желтоглазой ящерицы в своих рядах.
Сражаться с даэдра проще, когда не надо сражаться с мыслями. С привычкой, чувством справедливости.. и другим. Куда менее рациональным. Лишним.
Маленький старший брат сможет позаботиться о себе. Он не так глуп, не так молод, как иногда кажется. Он справится. Именем Ауриэля и Восьми, обязательно справится. Больше меру не помешает ящерица, навязанная ему в братья так же, как была навязана служба в королевской гвардии.
Ремень снова сполз с плеча, и ящер раздраженно передернул плечами, возвращая его на место. Горечь отравляла горло, заставляя облизываться. Брат найдет свое счастье. Теперь ему будет проще. Теперь, когда он не будет несчастлив от одного проблеска блаженства до другого. Найдется тот, кто утешит, кто залечит раны. Пройдет время. Время лечит. Так про него говорят.
Слова ранят сильнее лезвия ритуального кинжала.
И почему даэдра отвечают своим служителям чаще, чем аэдра.. Так хотелось спросить у Ауриэля, по силам ли ему такие раны..
Услышав знакомый гудящий звук открываемого Якоря, ящер резко свернул. В глубокой ночи на мертвенное сияние врат в Хладную Гавань сбегутся немногие. Будет трудно. Взгляд уперся в темные мантии культистов, возносящих хвалу своему Принцу, и беглому Глазу Королевы подумалось, что Нирн полон возможностей умереть. Они кишат вокруг, и так странно, что смерть до сих пор не настигла их.
Настигла. Он хорошо помнил ее липкие ледяные когти, вытягивающие душу из изувеченного тела.
Хорошо помнил срывающееся дыхание совсем еще молодого альтмера рядом с собой. Помнил, с каким сожалением понимал – ему еще рано умирать.
А еще помнил, как зло рычал на глупцов, пытающихся отговорить его. Брат хотел оставить босмерку. Альтмерка что-то лепетала о том, что не всем по силам остановить Молаг Бала, что выбор должен быть разумным. Он решил остаться и никому не позволил спорить со своим решением. А они развернулись и ушли в портал, и на мгновение растерянность захлестнула жертву-добровольца. Как? Они не вернутся? Не скажут, что есть другой способ? Он действительно останется пленником Хладной Гавани?
А потом пришла решимость. И готовность вместе с темной тоской безысходности. Ее вкус еще оставался на языке, когда длинное жилистое тело в последнюю секунду нырнуло в портал.
Тогда он гордился собой. А теперь думал, что, может, не так уж и плохо было бы, не доберись он до портала. Быть может, сегодня ему встретится особенно сильный и меткий даэдра?
Не важно. У него больше нет брата. А значит, никого нет. Нет необходимости строить из себя что-то, чем он не является. Никакой больше лжи, никаких шуток, никакого лицемерия. Только черная кровь даэдра на руках и остервенелое шипение, заставляющее удивленно блестеть темные глаза дремора напротив.
Теперь будет так. Потому что так – правильно.
Эаринтар пришел в их — или теперь его? — дом слишком поздно. От выпитого болела голова, но он уже был достаточно трезв, чтобы понять, что чего-то не хватает. Вещей Лекса нигде не было. Как, собственно, и самого Лекса. Но ящер мог просто отойти по делам, пойти прогуляться. Подышать свежим воздухом после их разговора. Вот только он забрал свои вещи. Значит, ушел... насовсем?
Рин не сразу отправился на поиски. Он меланхолично разглядывал опустевшие полки, водил пальцами по глубокой трещине на двери, оставленной кинжалом во время их недавней ссоры. Эльфу было грустно и одиноко, но он упивался своими страданиями, как грешник, бичующий себя и видящий в боли спасение, искупление греха. А когда пора самоедства закончилась, Эаринтар понял, что время ускользает от него. И он до сих пор понятия не имеет, куда идти, как догнать того, кого всегда приходилось просить сбавить шаг в походах, чтобы не отставать, а теперь у ящера есть фора в несколько часов.
Разговоры с соседями прояснили дело. Некоторые из них видели уходящего Лекса, более того, направление, указанное большинством из них, сходилось. Сердобольные соседки охали, ахали, строили самые невероятные предположения о случившемся, вплоть до того, что аргонианин обворовал Рина, предварительно задолжав кучу денег, а потом смылся из города. Альтмер даже особо не пытался их переубеждать, понимал — бесполезно, он лишь потратит больше времени. А чем позже Рин покинет это место, тем меньше у него шансов вновь увидеть своего дорогого младшего брата, эту проклятую ящерицу. Тем более, пару раз ему дали весьма дельные советы.
Оставшихся денег и отданного в залог меча хватило бы, чтобы на конюшне взять лошадь на время. Но Лекс не пошел по дороге. Он углубился куда-то в лес. И оставалось только надеяться, что он никуда не свернул. Что эти обломанные ветки и примятую траву, которые Рин изо всех сил отыскивал — почти всегда безуспешно, как бы он не старался, — оставил именно его Аурилекс, а не кто-то — или что-то — еще. Альтмеры никогда не славились навыками следопытов, а этот не обладал ими даже в зачаточном состоянии. Все, что у него было, это старание и обостренные страхом чувства. Эаринтар боялся остаться один. Из-за этого он без лишних вопросов выпил зелье, что должно было помочь ему видеть в темноте, даже не спросив про побочные эффекты. Оно действительно работало, а он не рассчитывал даже на это, глотая противную жидкость из бутылки. Тогда он руководствовался лишь отчаянием, пониманием того, что хуже уже не будет.
Мысли вновь и вновь возвращались к их последней встрече. Глаза предательски щипало, но слезы обиды и злости на самого себя Рин сдерживал. Каким же глупым эгоистом он был. Сегодня, всегда.
Не раз и не два эльф останавливался. Сначала из-за того, что ему казалось, будто, задумавшись, чуть не пропускал очередной поворот, обозначенный сломанной нервно вилявшим хвостом ящера веточкой — хотя при ближайшем рассмотрении это обычно оказывалось игрой света, теней и фантазии. Пустые надежды. Но потом он стал выбиваться из сил. В отличие от предусмотрительного Лекса, Рин не позаботился о припасах, вообще ни о чем. Не было у него с собой бодрящих зелий. Слишком он боялся не успеть, чтобы потратить лишнюю минуту на сборы. И теперь это сказывалось.
На траве бурели пятна крови, свежие, но уже потемневшие. Совсем немного, больше похоже на то, что аргонианин сжал кулаки от злости и поцарапался своими огромными когтями. И все же, от мысли, что на брата могли напасть, могли причинить ему вред и все по его вине, у Рина сжалось сердце. Он прибавил шагу, хотя и понимал — если что и произошло, он уже опоздал. Кровь уже свернулась. А от бега, на который перешел эльф, ему уже было тяжело дышать. Воздух казался колючим, царапал горло, а легкие будто сжались в размерах и никак не могли как следует вдохнуть.
- Ле-е-екс! Ау-у! Ты здесь? – звал он, а потом замолкал, прислушиваясь к звукам леса, надеясь услышать в ответ шипящий голос брата. Но до него доносилось лишь пение птиц вдалеке, да шелест листьев в кронах деревьев. И, посидев буквально пару минут, чтобы дать отдых ногам, Рин поднимался, чтобы продолжить свой путь.
Все чаще ему казалось, что он давно потерялся, забрел не туда, что кусты вокруг шевелятся и в них притаилось что-то опасное, что-то, что ждет, когда эльф окончательно выбьется из сил и станет простой добычей. Ему не найти Аурилекса, да и самому не выбраться из этого леса. Так, из-за пары десятка неосторожно сказанных слов, закончится их история. Теперь уже навсегда.
Как бы Эаринтар хотел быть могучим магом, иметь возможность обмануть время, вернуться в сегодняшнее утро, заставить себя не открывать рот, промолчать тогда. Все могло бы сложиться совсем иначе.
А потом он тоже услышал якорь. Увидел сквозь кроны деревьев, как небо заволокло тучами, а между ними засверкали молнии. И цепи, свалившись из дыры, ведущей в Обливион, вонзились в землю. Ошибки быть не могло.
Лекс всегда бежал к таким якорям, бросив все. Если он действительно где-то здесь, в этом темном, непролазном лесу, но достаточно близко, чтобы тоже увидеть то, что видел Рин, услышать, как культисты Червя взывают к Молагу Балу, пытаясь докричаться до Обливиона, то он должен тоже прийти сюда.
И правда — он был там. Даже издалека Аурилекса было сложно не узнать. Слишком мало в Доминионе таких, как он: хвостатых ящеров, упорно облачающихся в светлую альтмерскую униформу, на которой так хорошо видна кровь врагов. Он сражался... один. Дурной, самоубийственно глупый ящер. Все, что мог сделать для него сейчас Рин — присоединиться к сражению. Двое против всех этих даэдра. Они почти наверняка погибнут. Но так у них есть хоть какой-то шанс.
Теперь они могут если не выжить, то умереть вместе.
Некроманты, скелеты, вампиры, ходячие мертвецы.. Иногда с трудом верилось, что армия Лорда Насилия столь разнообразна и многочисленна. Влетев в самую гущу даэдра и нежити, Лекс, впрочем, быстро попятился, подчиняясь инстинкту самосохранения и стараясь не пускать врага себе за спину. Закрыть Якорь было первостепенной целью. Или хотя бы попытаться это сделать. Терзания смертных неуместны, когда на карту поставлено благополучие всего Тамриэля, и физическая боль быстро вытеснила боль душевную. Ужас Клана, боднувший в бок так, что ныли ребра, острые когти Сумрака, дотянувшегося до плеча.. Не остались безнаказанны. Как бы не хотелось вонзить кинжал в чужую шею по рукоятку, Лекс был верен себе. Такой удар – медленный удар, он не мог позволить себе медлить, и грациозный танец с двумя клинками, полосующими крепкую шкуру врагов, был лучшим решением. Не подпустить к себе, отсечь по голове за каждую каплю собственной крови. Душа или не душа.. Эссенция, сущность каждого поверженного даэдра, стремясь вернуться в Обливион, вгрызалась в кристаллы-цепи, ослабляя их гибельную хватку. Сложная игра не на жизнь, а на смерть, но было в ней свое, особое очарование – в нее на одинаковых условиях играли создания двух планов. Общие правила, диктованные устройством Нирна.
«Подавись моей душой, мразь».
А потом на глаза попались они. Жилистый альтмер, облаченный в тяжелую, до рези в глазах знакомую броню, и Жнец за его спиной. Этих гигантских змей было, за что ненавидеть, с их умением подпитывать себя жизненной силой смертных.
Пожалуй, про брата Лекс сейчас мог сказать бы то же самое.
- Какого даэдра ты тут делаешь?! – сбив с ног и одним точным движением прирезав очередного особенно юркого некроманта, ящер два раза подряд метнул в Жнеца крошечные кинжалы, заставив того на секунду потерять ориентацию.
Это действительно был Эаринтар, одуревший от страха и щитом раскидывающий явно недовольных пополнением во вражеском стане культистов. Глупый, глупый остроухий брат. Хотелось за шкирку вышвырнуть его за пределы Якоря, но Лексу было явно не под силу проделать такое с альтмером в полном комплекте тяжелой брони. Рин всегда был упрямым, но чтобы настолько!
Отпрыгнув назад, Аулилекс выхватил посох – лечение брату, привлекшему внимание Жнеца, определенно понадобится. Впрочем, все чаще слепящие глаза вспышки света – золотистого храмовничьего, огненно-рыжего от посохов или иссиня-голубого, характерного для магов Гильдии, - говорили о том, что далеко не только двоим захотелось этой звездной ночью померяться силами с даэдра. Не прошло из десяти минут, как Лекс снова сжал пальцы на рукоятках кинжалов, мечась по полю, изрезанному светящимися рунами культистов, и вскоре – спустя несколько минут, а может, часов, полных рева даэдра, треска цепей и раздраженного рычащего голоса Молаг Бала, - все было кончено. Откатившись назад, Лекс поднялся на ноги и сунул кинжалы в ножны, раздраженно молотя по траве кончиком чешуйчатого хвоста. Он больше не бежал – знал, что Эаринтар пришел за ним, и ждал, пока глупый мер появится из облака пыли, поднятого вырванными из земли цепями Якоря. Чтобы донести до него, наконец, что ему не стоило сюда приходить.
Странно, что они все еще живы.
Странно и неправильно. Многократно сращенные магией бедра ныли уже несуществующими переломами, волосы у виска побурели от крови из зажившей теперь раны. Шлем, свалившийся в головы Эаринтара, когда его сбили с ног во второй раз — кланфир, который обязательно перегрыз бы альтмеру глотку, если бы ему в хребет не воткнулся кинжал, — куда-то укатился. Рин не искал его. Слишком уж был занят тем, чтобы выжить и защитить ящера-самоубийцу. А потом во вспышках сгорающих душ даэдра было сложно что-то разглядеть. Оставалось только уворачиваться и молиться в мыслях, чтобы брат делал то же самое.
Когда все закончилось, эльф подошел к насупившемуся Аурилексу и порывисто обнял его за плечи, притягивая к себе. Плевать на его колючий, злой взгляд, на раздраженно барабанящий по земле хвост. Они выжили. Оба. Эаринтар уже боялся, что этот день станет последним. Для них, равно как и для каждого по отдельности.
- Лекс, – не позволив себе обнимать блудного ящера слишком долго, альтмер отстранился, – Пойдем, поблагодарим тех, кто помог нам. Без них мы уже были бы мертвы, – горько улыбнувшись, он добавил совсем тихо: – Снова.
Надо было извиниться за то, что он наговорил ранее, но Рин попросту не мог. Не сейчас, когда их могли услышать другие. Легче же делать вид, что ничего не случилось. Того разговора не было. Они просто пошли куда-то и снова вляпались в историю. Вдвоем. Вместе. А теперь рады, что выжили.
Да, так все и было.
Эаринтар взял Лекса за руку — за запястье — и потянул за собой к тем другим, кто пережил сегодняшнюю ночь борьбы с даэдра. После ярких вспышек потустороннего света, обрушившихся на них вместе с обломками цепей, ночная мгла казалась особенно непроглядной, и мер видел только смутные силуэты. А, может, это действие зелья подошло к концу. Сложно сказать. Да и не важно теперь.
Найти бы дорогу домой. Или заброшенную хижину, какой-нибудь безопасный уголок, изолированный от всего остального мира, где можно поговорить с глазу на глаз.
Объятья стали неожиданностью достаточной, чтобы Лекс не успел среагировать, увернуться, отпрыгнуть. Только широко раскрыл янтарно-рыжие глаза, тупо глядя перед собой и слегка разведя в стороны руки, остановленные в зачаточном порыве ответного объятия. Брат мелко дрожал от пережитого – и, видимо, причиной тому были не только даэдра, - и делал вид, будто не понимает. Будто глупая ящерица увлеклась во время прогулки и случайно забрела дальше положенного. Будто бы это Лекс был во всем виноват.
Оскалив клыки, кое-где окрашенные в розовый кровавой пеной слюны, Аурилекс резко выдернул руку из цепких пальцев Эаринтара. Плевать он хотел на этикет. Он не звал всех этих меров, людей и зверолюдей на помощь. Может быть, в какой-то момент он согласился с тем, чтобы сегодня умереть здесь, пусть сейчас, когда безысходность утонула в ярости, идея и казалась настолько глупой, что даже самому себе в ней признаваться не хотелось.
Стараясь не встречаться взглядом с Эаринтаром, Лекс подобрал с земли свой рюкзак, повесил на плечо и направился прочь, предоставляя брату благодарить остальных, долечивать раны и чем еще он там занимался. Пока Рин был в безопасности, ящер, уверенность которого в принятом решении уже заметно пошатнулась, стремился успеть убраться отсюда раньше, чем глупый мер заставит его передумать. И стоило лишним мыслям начать лезть в голову, как аргонианин сильнее сжимал челюсти, причиняя самому себе боль и не позволяя думать.
Он должен уйти. Он все обдумал, все взвесил. Так определенно будет правильно.
Рин совсем не ожидал, что теперь Лекс будет сопротивляться своему возвращению к брату, вырываться. Альтмеру казалось, что достаточно будет его найти, показать, как рад встречи — и все мгновенно наладится, станет как прежде. Поэтому он так легко позволил Аурилексу высвободить руку.
- Что?.. – Эаринтар обернулся и растеряно уставился на удаляющуюся спину ящера. Эльф не ожидал этого. Только не так скоро. Все же только что разрешилось. Они должны были вернуться вместе домой. А теперь все пошло не так, как надо. Не так, как того хотел Эаринтар. Неправильно.
Опомнившись, Рин крикнул ящеру:
- Стой! Куда ты?
И быстрым шагом пошел за ним. Рад был бы и побежать, да слишком устал. И Лекс ведь тоже не убегал, а лишь уходил куда-то. Еще даже не скрылся в темных зарослях этого проклятого леса, где растения порой могут быть опаснее даэдра, потому что нападают неожиданно, без потусторонних завываний и дыр в небе. И все же, для выдохшегося альтмера, несущего на себе пару десятков килограммов металла, Лекс шел слишком быстро. И Рин начал бояться, что вновь потеряет его из вида, теперь уже точно навсегда.
- Подожди меня!
За спиной остались те, чье вмешательство спасло непутевых братьев, долмен, готовый когда-нибудь в будущем принять новый якорь, и даже шлем Эаринтара, подаренный ему когда-то Аурилексом. Но вернуть аргонианина сейчас для мера было важнее, чем его подарки. Броню-то и новую сделать можно, а вот Лекса не получится.
Игнорировать крики альтмера оказалось непросто, но Лекс только сильнее вжимал голову в плечи, раздраженно топорща перья. Повернуться бы, объяснить брату.. Но ящер не был уверен, что у него хватит сил. А у Эаринтара – мозгов. И тогда все начнется заново. Они итак причинили друг другу слишком много боли, чтобы возвращаться к исходной точке. Это бездумное взаимное пожирание должно было прекратиться. Сегодня. Здесь и сейчас.
Но железным терпением Аурилекс похвастаться не мог, ровно как и свободой от той самой болезненной привязанности, что привела Рина на Якорь. А потому, стоило альтмеру крикнуть, как аргонианин резко развернулся, остервенело шипя и скаля клыки не хуже мифических скайримских драконов.
- Что тебе нужно от меня? – прорычал он сквозь зубы, неровно и отрывисто дыша. Гнев и горечь сдавили горло, добавляя к и без того шипящей речи глухой скрипучий хрип. – Ты знаешь, почему я ушел. Знаешь, что тебе не стоит меня останавливать. Все это – ложь. – Лекс раскинул руки, вспоров когтями влажный тяжелый воздух. – Я не хочу больше быть твоей болезнью, брат.
Лекс был так зол, что впору испугаться. Но вместо этого эльф лишь любовался им. Слишком уж родным было и это шипение, и оскаленные клыки, и вздыбившиеся перья. И таким дорогим, когда в голове пульсирует одна лишь мысль: «Я могу снова потерять его». В этот раз не по вине грязных даэдрапоклонников, а из-за своей собственной ошибки, из-за нескольких неверных слов, сказанных спьяну. Ну ладно, началось все это, когда Эаринтар был еще трезв. И слов было куда больше пары.
- А я — хочу, – упрямо, как избалованный ребенок, требующий у родителей новую игрушку, ответил Эаринтар, – Давай вернемся домой и там поговорим об этом? Мне плохо без тебя, – эльф вздохнул, опуская плечи, и добавил куда тише, – Намного хуже, чем с тобой.
Надо было добавить еще что-нибудь, придать своим словам убедительности. Но как? Когда Рин последний раз спрашивал своего ящера, как его просить, чтобы он остался, тот сказал: «Никак». И ушел. А глупый эльф не пошел за ним. Тогда он не подозревал даже, как серьезен Лекс в своих намерениях.
- Я не потеряю тебя. Только не опять. Я... – Эаринтар запнулся. В горле как-то сразу пересохло. Эльфу потребовалось время для того, чтобы собраться с силами, переступить через свою гордость и признать ошибку. Так велик был соблазн продолжить притворяться, что это не его вина, свалить все на алкоголь, – Я сожалею о том, что сказал тебе ранее, Лекс.
И все же, произнес он это чуть ли не шепотом. Стоящий достаточно близко ящер, возможно, и расслышит все слова, а вот те, кто находился дальше — точно нет. Да и какое им дело до двух невоспитанных мужчин, что, даже не поблагодарив их, ушли куда-то по своим делам? Никакого, наверное.
Рин снова попытался взять аргонианина за руку.
На мгновение Лекс испугался. Поймал взгляд брата.. и понял его. Рин не слышал. Или не хотел слушать. Сейчас он был похож на скуумного наркомана перед телегой с желанным пойлом. Или того хуже – на одержимого.
Аргонианин отступил на шаг, не позволяя Эаринтару к себе прикасаться.
- Нет.
Ответил резко, четко, в слабой надежде прояснить замутненный эльфийский разум. И выдержал паузу, тяжелым взглядом заставляя мера молчать.
- Нет, брат. Это неправильно. С самого начала было неправильно. – Аурилекс вздохнул и покачал головой, безжизненной плетью опустив хвост на траву. – Отец.. Ему не стоило этого делать. Мне здесь не место. Я всегда понимал это, даже.. когда убеждал тебя в обратном. Я аргонианин. И не брат тебе.
Ящер запнулся, последние слова дались ему особенно тяжело, сбивая дыхание. Лекс сглотнул, отвел взгляд, приводя мысли в порядок. Не так-то просто отрекаться от того, кого знаешь от начала жизни. Эаринтару будет проще, его жизнь началась куда раньше. И он – альтмер. Он на своем месте.
- Я.. Прости. Я сам много сделал для того, чтобы.. заразить тебя этим. Но теперь я хочу избавить тебя от этого. – Лекс снова перевел взгляд на Рина. – Сначала тебе будет тяжело.. Но потом будет лучше. Ты больше не будешь жить от одного момента счастья до другого, сможешь стать счастливым.. постоянно.. – объяснение выходило спутанным, но о собственном красноречии ящер сейчас беспокоился меньше всего. Ему нужно было донести мысль. – Это как болячка, понимаешь? Один раз отрезать – больно, но потом все заживет, и ты поймешь.. что просто не следовало заражаться. Больше не будешь мучиться и ненавидеть себя. Я должен уйти.
Отступив еще на шаг, Аурилекс поправил лямки рюкзака и снова сглотнул – в горле пересохло.
- Отпусти меня.
Рин не хотел признавать ничего из того, что говорил ему Лекс. О, раньше, когда он ненавидел этого ящера, укравшего у него отцовскую любовь, альтмер был бы счастлив услышать, что приемыш наконец-то признал очевидное. Но теперь они стали куда ближе. И никого другого у Эаринтара не осталось. Только его Лекс. Жестокий брат, который хотел оставить его совсем одного. Говорил такие слова, что вспышками боли вгрызались в сердце — оно-то, в отличие от души, точно было — и заставляли вздрагивать, как от удара. И, не смотря на все это, Рин по-прежнему не хотел его отпускать. Ни за что.
- Нет, — повторил он слова Лекса, даже не осознавая этого.
Эльф покачал головой, не соглашаясь с тем, что сказал Аурилекс. Теперь пришла его пора говорить.
- Ты мне нужен. Можешь называть себя как хочешь: другом, братом, еще как-нибудь. Но не оставляй меня одного.
Наверное, в этом правда что-то от наркотической зависимости. Высокомерный альтмер, когда-то смотревший на этого аргонианина как на прямоходящего зверя, по недоразумению умеющего говорить, теперь готов был просить, извиняться — и все лишь для того, чтобы вернуть Аурилекса себе.
- Лекс, пойдем домой. Пожалуйста. Позволь этому кошмару закончится. Все, что я наговорил тебе было ошибкой. Моей ошибкой.
Рин подошел к Лексу ближе — всего на один шаг — и протянул открытую ладонь, уже не пытаясь поймать ящера, а предлагая ему самому взяться за руку. Альтмер был настойчив. Да, в этом точно присутствовало что-то болезненное, но у этой болезни было свое, искаженное очарование. Лечиться Эаринтар точно не станет. Он уже решил все для себя.
- Я не хотел, чтобы ты уходил, только чтобы ты перестал подкалывать меня, показывать при посторонних, насколько я стал зависим. От моей былой гордости и так немного осталось... но если я вынужден выбирать между ней и тобой, то предпочту тебя.
Лекс отступил снова, скалясь, как загнанный в угол зверь. Вглядывался в глаза брата, судорожно пытаясь понять, как содрать болезные бельма с его крупных раскосых глаз, как пробить стену, которую они так долго строили вместе, и заставить альтмера прислушаться. Упрямый.. Да чего уж там, они оба были упрямы.
Ящер хорошо знал своего эльфийского брата. Внимательно и въедливо изучал его с самого своего младенчества, впитывая переполнявшую его гордыню и неиссякаемую неприязнь. Когда-то Лекс всей душой желал преодолеть этот бездонный ров, убедить брата взять назад все слова, что когда-либо были сказаны им в обиду. Когда-то он с этим даже справился.
А потом они оба умерли и восстали бездушными чудовищами с сосущей пустотой под ребрами. Все смешалось и перепуталось. Будто бы целый мир вокруг них сошел с ума, и они – лишь осколки царящего в Плане Смертных безумия.
Но в руках у Лекса были полные пригоршни цветных кусочков, из которых он мог собрать одну целую, правильную мозаику. Он не собирался отступать так просто.
- Тебе нужен не я. – наконец, после долгого молчания жестко и холодно ответил ящер эльфу. – Тебе нужен кто угодно с теплой кровью, кто будет утирать тебе сопли и хвалить за каждого убитого даэдра. Ты слаб и жалок, боишься одиночества. Как птенец, который боится покинуть родное гнездо. Пора уже! – то ли крикнул, то ли выплюнул, зло хлестнув хвостом по траве. – Давно пора, мер, гнездо в огне, и крылья подрезаны, остается только бегать по земле, как ничтожная крыса!
Вдохнул, выдохнул, отступая еще на шаг, увеличивая расстояние между собой и Эаринтаром. Альтмер горд, и если прямое оскорбление не раскроет ему глаза, то ничто уже не раскроет. То эту чуму нельзя вылечить. И тогда Лекс понятия не имел, что ему делать, а потому боялся и надеялся, что сработает. Что Рин разозлится, и гнев придаст ему сил.
- Мне все равно на твои предпочтения. Плевать, что ты хочешь. Я не брат тебе, не болезнь и не игрушка. Оставь меня в покое.
Аурилекс получил то, чего добивался. Рину тяжело было дышать от обиды и злости, а сжатые в кулаки пальцы не впивались до боли в ладони только из-за латных перчаток. А ведь и эти доспехи, по-альтмерски изящные, сделал ему Лекс. Выковывал так тщательно, прорабатывал каждый палец, каждое сочленение, каждую мельчайшую деталь, чтобы защитить своего брата. А теперь... как эта дрянная ящерица только посмела сказать все это? Эльф хотел вырвать аргонианину язык и повесить Лекса на нем же.
Да, может, это будет правильный выход. После всего, что случилось. После всего, что это непочтительное животное позволяло себе говорить, делать. Он должен поплатиться своей кровью за наглость, за то, как высоко задирал свой чешуйчатый нос, общаясь с представителем высшей расы.
Вот только что станет с Эаринтаром, если он останется совсем один, без своего ненавидимого и обожаемого Лекса? Он сам не знал ответ на этот вопрос. Но и простить вновь и вновь безнаказанно унижающего его ящера тоже не мог. И так уже слишком многое сошло "брату" с рук. Он и раньше-то не помнил своего места, а теперь зарвался вконец.
Злость и правда придала сил - хватило на целое еще одно заклинание, а ведь Рину они всегда давались нелегко по сравнению с другими высокими эльфами. Прямо под ногами у Лекса появились магические когти, тут же сомкнувшиеся на его лодыжках, разрывая кожу штанин и впиваясь в чешую. Неглубоко - Эаринтар хотел только удержать его, а не калечить. Пока, по крайней мере. Пока эта глупая ящерица не дернется, не извергнет из своей зубастой пасти новые оскорбления, забивая последний гвоздь в крышку своего гроба. Их гроба.
- Или ты пойдешь со мной, или ты не пойдешь никуда. Я скорее убью тебя, чем отпущу, - рука альтмера легла на рукоять меча, ясно давая понять - он не шутит, - Клянусь Аури-Элем, я убью тебя, если ты еще хоть полшага сделаешь, чтобы сбежать!
Было горько и больно, будто убийство Аурилекса - факт уже свершившийся, а то, что происходит сейчас, лишь воспоминания о недавнем прошлом.
Гнев исказил красивое вытянутое лицо Эаринтара, и Лекс не удержался от обреченной, но искренней улыбки, которую мер мог и не различить на вытянутой морде, покрытой мелкой серой чешуей. Мрачное торжество собственной маленькой победы – он ведь смог добиться от эльфа того, чего хотел, - и надежда на избавление. Пусть Рин снова действовал, как слепой котенок.. Пусть. Пройдет время. Время лечит.
А вот вынырнувших из-под земли магических когтей ящер не ожидал. Боль обожгла лодыжки, и Аурилекс неуклюже взмахнул руками, не без труда удерживая равновесие. Как много раз он видел эти когти, впивающиеся в тела врагов, как много раз ловил их магические токи, добавляя силы нехитрому заклинанию. Начитанные маги, кажется, называли это синергией. Начитанные маги понятия не имеют, как глубоко это может ранить.
Раздражение и тоска захлестнули с головой, заставляя опускать ниже пепельно-серые перья. Не игрушкой и братом, так рабом? Какая ирония. Альтмер предъявлял права на аргонианина, выращенного его собственным отцом, и настроен Рин был серьезно, судя по лихорадочно блестящим глазам и пальцам, крепко сжимающим рукоять меча.
Меча, который Лекс для него выковал. Годное вышло оружие, сбалансированное и изящное. Многократно обмытое кровью даэдра, вампиров, культистов и прочих, и прочих, и прочих..
Вдох, выдох. Выпрямиться, прикрыть глаза. Подавить свою гордость и юношеское желание соперничать, бороться, доказать то, о чем они так много спорили. Лекс свято верил в то, что в честном бою Рину его не одолеть.
И теперь не собирался предоставлять ему право честного боя.
Взмахнув хвостом, ящер одарил лже-брата долгим и выразительным взглядом, приподнял голову и развел в стороны руки, подставляя под удобный удар грудь и горло. Дышал он глубоко и спокойно, не боясь и не сомневаясь. Если это – единственный путь к свободе хотя бы одного из них, быть посему.
- Не промахнись.
Он ожидал чего угодно: злости, борьбы, новых оскорблений, даже — пусть и меньше всего — испуганной покорности, но никак не этого. Видеть Лекса таким, добровольно подставляющим шею под меч, было до боли обидно. Ведь аргонианин готов был расстаться со своей жизнью, лишь бы не находиться рядом с Эаринтаром.
- Почему? – спросил эльф, облизывая пересохшие губы. В его голосе слышалось отчаяние, – Неужели я так ужасен, что ты предпочтешь смерть?
Рин попытался ударить. Правда попытался. Замахнулся, начал движение, но отступил, когда лезвие меча было уже близко от груди Аурилекса. Никогда еще у альтмера так не дрожали руки, даже когда он впервые сражался с даэдра во время их побега из Хладной Гавани. Рин разжал пальцы, позволяя оружию упасть на землю, а следом опустился и сам, утыкаясь лбом в колени. Виски пульсировали от напряжения, наполняя голову болью, глаза чуть щипало, но слезы не лились, хоть одно неподобающее проявление чувств Эаринтар мог сдержать. Хотелось выть, а оставалось только кусать губы, радуясь, что так этого не видно никому. Да и кто будет смотреть? Мечтающий сбежать ящер? Какое ему дело?
Заклинание скоро должно рассеяться. Тогда этот трусливо прикрывающийся их воображаемым благом ящер сбежит, оставив Эаринтара одного здесь. А потом... Рин не знал. Не хотел знать. Но теперь это лишь вопрос времени. Он слишком слаб, слишком неправилен сам, чтобы уничтожить несовершенное, непокорное, но такое дорогое сердцу. За это и расплачивается?
Рин поднялся на ноги. Он вновь держал меч, но в этот раз протягивал его рукоятью вперед Лексу, впихнул в руки ящеру.
- Забери, раз уходишь. Это твое.
Эльф понимал, что ведет себя глупо. Что это последняя, отчаянная попытка задержать «брата» рядом с собой хоть на какое-то время. Что без оружия и доспехов в лесу слишком опасно. Что Лексу все это в руках не унести. Но пальцы все равно искали застежки, ослабляли ремни, удерживающие броню на теле. Латы долго снимать.
Лекс молчал, следя взглядом за тем, как мечется перед ним несчастный эльф. Только поморщился, когда отпустили когти. Совсем еще ребенок, порывистый и гордый. Не способный ни отпустить, ни убить.. С каждым мгновением находящий в себе все больше слабостей, которые он вряд ли сможет себе простить.
Разжав пальцы, так что окровавленный меч упал на землю, глухо звякнув сталью по прячущимся в траве камням, ящер шагнул вперед, перехватывая мера за запястье. Мягко, но с достаточной силой, чтобы остановить его.
- Нет, глупый эльф.. – Аурилекс покачал головой, заглядывая в золотисто-зеленые глаза Эаринтара. – Я хочу уйти, чтобы ты жил, а не чтобы умер. Почему ты не понимаешь? – он выпустил руку брата, но назад не отступил. Стоять рядом, чувствовать его прерывистое дыхание, едва-едва достигающее блестящей чешуи.. И говорить вполголоса, вдруг хоть так получится дотянуться до чужого рассудка.
- Я не могу так. Я не могу быть рядом с тобой, зная, что твоя привязанность ко мне мучительна для тебя. Ты думаешь, мне легко? – Лекс поджал губы, на секунду позволяя обиде отразиться в позе и выражении лица. Он пошел на такие жертвы, а этот альтмер не то что не оценил это, даже не понял! – Покинув дом, я пришел сюда умирать, брат. Жить без тебя – немногим лучше, чем с тобой, зная о твоем мучении.
Рин, хоть и чувствовал, как Лекс держит его за руку, все равно не сразу поверил, что тот — настоящий, а не иллюзия, не игра воображения. После всех попыток сбежать он взял и подошел ближе. Изменчивый ящер. Но сейчас Эаринтар был только рад перемене. Он провел пальцами по щеке Лекса, убеждаясь, что тот материальный, хотя сквозь перчатку и не получалось почувствовать его чешую, а потом обнял, притягивая к себе.
Какое-то время альтмер молчал. Просто держал своего Аурилекса ближе к себе, а сердце замирало то от радости, то от страха, что аргонианин вот-вот отстранится и все продолжится. Прошло не мало времени, прежде чем Рин обнаружил в себе смелость разжать руки и заговорить.
- Ты просто сбежал вместо того, чтобы помочь, а теперь прячешься за всякими глупыми оправданиями! Если бы я хотел остаться один, разве я пошел за тобой в лес, не взяв с собой вообще ничего, чтобы успеть? Когда я нашел тебя, я был рад тому, что если не смогу тебя спасти, то хоть умрем мы вместе...
Рин замолчал. Он чувствовал, как разрастается обида, понимал, что еще чуть-чуть и они вновь поссорятся. А им ведь помириться надо. Эльф закрыл глаза, сосчитал до десяти и, глубоко вздохнув, продолжил.
- Мы со всем справимся: и с моими предубеждениями, и со страхом перед общественным мнением, и с чем угодно еще, что будет мешать. Но для этого мне нужен ты. Останься со мной. Утром мы найдем дорогу домой и там все это обсудим.
Взяв ладонь Лекса в свои, сложенные в почти молитвенном жесте, Эаринтар заглянул в глаза ящера. Почти такие же желтые, как и его собственные. Пожалуй, единственное, чем они, «братья», друг на друга хоть как-то похожи.
Прикрыв глаза и коснувшись носом растрепанных светлых волос, ящер не обнял брата в ответ, еще не уверенный в том, как надо поступить. Как поступить будет лучше. С тех пор, как они покинули Хладную Гавань, им пришлось сделать немало сложных выборов, но после каждого из них, видя последствия, Лекс знал, правильным ли было решение, или же он ошибся. Сейчас же его снедала неопределенность. В, возможно, самом важном выборе из всех, что выпали на его долю.
Не мешал, не торопил. Просто ждал. Быть может, Рин подскажет. Сможет сделать этот выбор чуть более простым.
- Я говорю, что думаю. – слегка нахмурившись, отозвался Аурилекс, помахивая из стороны в сторону кончиком хвоста. – Я долго думал над этим и решил, что лучшей помощи, чем убраться восвояси, я тебе не предоставлю. От чего мне прятаться? Я знал, что ты пойдешь за мной. И удивлен, что ты меня нашел.
Лекс вздохнул. Даэдров Якорь все испортил. Даэдров Якорь и его внезапно обострившийся интерес к долгу службы.
- Теряю хватку..
Моргнув, ящер поднял взгляд сперва на собственную руку, когти на которой были тщательно скрыты плотной светлой кожей перчатки, так что пальцы казались неестественно длинными, на руки брата и, наконец, на его глаза. Снова. Едва ли не читая желанные слова на буром ободке зеленоватой радужки.
- Я хочу быть не только твоей болезнью.. – едва ли не шепотом, будто пробуя на вкус каждое слово. – Хочу, чтобы ты мог чувствовать себя счастливым рядом со мной.. Ты сможешь? И не будешь жалеть об этом?
- Разве ты хотел бы, чтобы я, не найдя тебя, остался один в лесу?
Эльф хотел бы снова обнять Лекса, теперь уже растроганный его заботой. Прижаться щекой к его щеке и снова стоять так, молча. В груди теперь щемило не от пустоты и одиночества, а от нежности. Но им надо было договорить. И отдохнуть перед дорогой домой. Особенно после того, что Рин в приступе злобы сделал со своим «братом».
- Смогу. Обещаю. Но и ты обещай мне, что останешься рядом, – Эаринтар собрался с силами, чтобы произнести то, без чего их примирение было бы неполным. Эти слова давались с трудом, но должны были быть озвучены, – Лекс, я... я люблю тебя. И это важнее моих страхов. Моей гордости.
Только теперь Рин выпустил ладонь аргонианина и наклонился, чтобы подобрать с земли меч, и убрал его в ножны.
- Пойдем, поищем место для ночлега. Надо еще перевязать твои ноги... я не сильно тебя ранил?
Где-то поблизости должно быть место, где культисты готовились к ритуалу. Наверняка, это заняло у них не один день. Значит, там должны быть спальные мешки, какое-то укрытие, может, даже припасы. А самих даэдрапоклонников уже нет вживых, чтобы всем этим воспользоваться.
Ящер ответил не сразу, чтобы, спустя несколько долгих, насыщенных мгновений приподнять в улыбке уголки жестких чешуйчатых губ.
- Если ты еще не забыл то, чему я тебя учил, то и леса ты бы выбрался. Ты же упрямый, как огрим.
Шутку, которую ранимый эльф наверняка бы посчитал обидной, Эаринтар пропустил мило ушей. Немудрено. Прислушиваясь к его глубокому, постепенно выравнивающемуся дыханию, Лекс тихо заурчал, только сейчас, наконец, приобнимая брата. Обнимать его всегда было неудобно из-за громоздкой брони, в которую остроухий так старательно упаковывался по утрам, но было в этом неудобстве какое-то свое особое очарование.
Как и в том, что каждое пятнышко, каждую выемку на крепкой стали аргонианин знал так же, как чешую на собственном теле. Так же, как витиеватые золотые узоры на теле брата.
- Обещаю. – приподняв голову, ящер зарылся носом в растрепанные светлые волосы мера, полной грудью вдыхая его теплый, приправленный оттенками усталости и недавнего сражения запах. Родной и близкий. При желании – аргонианин был уверен в этом – он всегда сможет найти Эаринтара по запаху. Есть и плюсы в том, чтобы быть ящерицей с чувствительным носом в обществе горделивых, надушенных и напудренных альтмеров.
Признание далось Рину непросто, как и любое свободное проявление чувств, нередко порицаемое в обществе высоких эльфов. Лекс же в ответ улыбнулся шире. Он не был альтмером. Он ценил эту редкую и трогательную искренность.
Он знал, как много смысла в этих словах.
- Я тоже люблю тебя, брат. Я в порядке. – все же заметно прихрамывая, ящер указал Эаринтару на висящий за спиной посох. Пусть ему никогда не стать великим целителем, даже жалкие познания в светлой магии оказывались актуальны практически после каждой мелкой стычки, не говоря уже о крупных столкновениях с врагом.
Затягивать ослабленные братом ремни его тяжелой брони Аурилекс не стал, они ведь собирались отдохнуть и выспаться. Даже хромая и морщась от боли, ящер все равно шел быстрее Рина, и опустевшую стоянку культистов обнаружил первым. Пара палаток, выстланных звериными шкурами, остывшее кострище, несколько мешков, в которых помимо нелицеприятных предметов обихода некромантов нашлись и бутылки с питьевой водой, и плохо прожаренное мясо. То ли культисты Червя все, как один, были негодными поварами, то ли предпочитали с кровью.
Теперь уже неважно.
В ту ночь небо, усыпанное крупными яркими звездами, казалось низким и загадочным, и голубоватое сияние тысяч далеких светил играло задорными бликами на замысловатой тату Эаринтара, окрашивая округлые узоры в причудливый серебристый оттенок. Лекс всегда находил это зрелище стоящим внимания, но сегодня, после того, как они едва не потеряли друг друга, оно казалось особенно привлекательным. Завораживающим. Когда Рин выгибался, и матовая кожа натягивалась на крепких мышцах, теряясь в теплом полумраке палатки, ящер думал, что это сотни драгоценных змей пляшут на его спине, утопают в шелковистых волосах, рассыпанных по плечам. Каким глупым и недальновидным он был, когда задумал уйти. Когда усомнился в глубине чувства, что связывало их долгие годы, изменяясь со временем, забираясь глубже в душу. Оставшись там, глубоко-глубоко под ребрами, когда не осталось души.
Успокоившись и уснув почти под утро, братья не увидели восхитительного рассвета, с которым солнце выкатилось на небосвод, но жалеть им было не о чем. Пройдут дни, стихнут эмоции, улягутся воспоминаниями. Все станет, как прежде.
Почти как прежде. Думая об этом в глубине своих снов и крепко обнимая своего эльфа, Лекс улыбался, умиротворенно помахивая кончиком длинного чешуйчатого хвоста.
Потому что так – правильно.
Вы здесь » Grace of Time » Игровой архив » Так правильно.